Форма: Мини
Пейринг/Персонажи: Хоук/Петрис
Категория: Фемслеш
Хоук никогда не пьёт. Жизнь мага в семье, где из пятерых человек трое – отступники, не располагает к праздным вечерам в кругу малознакомых собутыльников.
Но из Висельника Хоук выходит на нетвёрдых ногах. По Нижнему Городу мечется пыль, зимой в Киркволле всегда дуют промозглые ветра. Женщина поднимает взгляд к неприветливому вечернему небу и мечтает о снеге, как когда-то в Ферелдене; чистейший белый снег, который так жжёт пальцы, цепляется за густые ресницы Бетани, шапкой ложится на непослушные волосы Карвера, скрадывает звуки, и собственных мыслей расслышать не можешь…
Как её бледная кожа похожа на этот снег. Ледяные касания, серебряным инеем покрытые волосы, и ароматы восторга, трепета, власти. Мать Петрис идеальна, как может быть идеальна невеста Создателя: тонкий ум, точное видение перспектив и последствий; напряжённые тёмные губы, горькие словно полынь и настолько же живительные, и с них Хоук готова слизывать яд её слов вновь и вновь, яд с тонким привкусом желания и превосходства, нотками зависти и ни с чем не сравнимой сладостью ненависти, одной на двоих.
Хоук, наверно, лучший целитель в окрестностях. На самом деле это неудивительно, кто-то же должен был лечить постоянно ободранные в драках коленки брата и ожоги от неумелых заклинаний на пальцах сестры.
Но сейчас Хоук как никогда рада, что её кожаная куртка не пропускает влагу ни снаружи, ни изнутри; ведь она может залечить царапины на спине и рёбрах, саднящие до сих пор, стоит только ей захотеть, а капли крови на её рубашке столь же частые гости, как Изабелла в её спальне. Она не хочет…
Петрис собственница и расчетливая дрянь, она метит своё оружие, лучшее из доступных ей, из плоти и нервов, тонкими короткими ногтями, раздирая кожу, вырезая нужный, значимый для неё узор, а Хоук отчаянно желает быть допущенной к таинству покрывающей её резьбы. Святая Мать не нежна, не ласкова, но именно такова, какой она нужна Мэриан, какой никогда не стать Изабелле. Касания пиратки пускают по её телу мурашки, но даже от голоса Петрис под кожей растекается плавленый металл.
Хоук с закрытыми глазами может найти дорогу от Висельника до собственного дома. Проводить пять из семи вечеров в неделю в кабаке с Варриком и Изабеллой на протяжении почти пяти лет и не выучить всего пути вплоть до выбоин в брусчатке способен разве что Сэндал.
В этот вечер она боится закрывать глаза, боится, что болезненно знакомая тень упорхнёт от неё, взмахнув сине-красными полами одеяния, скроется за углом очередного дома. И лишь неслышно затворяя за спиной тяжёлую дверь собственной комнаты, она сползает на пол, впервые за весь вечер выдыхая по-настоящему, опускает веки и видит хищно изогнутые брови, жадный взор тёмных глаз, тяжёлый и великолепно прекрасный.
Петрис презрительно отбрасывает в сторону посох Хоук, как нечто грязное, отвратительное, кончиками пальцев снимает пропахший морской солью и пылью доспех, сужая глаза. Она отходит назад и спокойно раздевается сама, оставляя Мэриан стоять у жёсткой постели на каком-то очередном заброшенном складе в Доках. От слегка светящейся в полутьме кожи веет стужей и благословением, может, надеждой; Хоук не может оторвать глаз от нижней линии её груди, где в мягких тенях прячется знакомое уже обещание.
Хоук вынослива на зависть любому воину. После смерти отца она выполняет по дому самую изматывающую работу: рубит дрова, чистит в который раз засорившийся дымоход, обрабатывает доски для нового стола на кухню, который сама же собирает.
Она не прочь уснуть прямо на полу, лицом на ковре, потому что даже пошевелить пальцем для неё уже невыполнимая задача, и успевает поблагодарить сама не уверена кого за длинный мягкий ворс с золотистым отливом и почти исчезнувшим ароматом антиванского дешёвого табака.
Вот и новый виток календаря Мэриан.